1. ДВОРЦЫ ПЕТЕРБУРГА.

В этой части работы перечислены все дворцы, которые находятся на территории современного Петербурга, в том числе и те, которые в момент их сооружения находились в предместье. Для полноты картины упоминаются дворцовые постройки, совершенно исчезнувшие или сохранившиеся в перестроенном состоянии.

А. Дворцы эпохи петровского барокко.

1. Дворец Светлейшего князя А. Д. Меншикова.(Университетская наб.,15). 1710 - 1714 гг.,
архитекторы Д. М. Фонтана, И. Г. Шедель.

Главный корпус здания имеет восозданную по документам окраску петровского времени, которая преобладала в оформлении фасадов той поры и считалась наиболее подходящей к пасмурному климату Петербурга: желтый фон стен и выделяющиеся на нем наличники окон и пилястры, выкрашенные в палевый цвет. Здание было построено трехэтажным на "высоких подвалах", но кажется гораздо выше из-за шатровой крыши с "переломом". Сейчас подвального этажа почти не видно, поскольку в XIX веке весь Васильевский остров был поднят искусственной подсыпкой примерно на 1,5 метра, чтобы его низменная территория не подвергалась затоплению водой при постоянных наводнениях. Существующее здание стояло первоначально у самой кромки берега, а перед ним часть акватории Невы была опоясана колоннадой на каменном основании, с воротами напротив центральной части фасада. Таким образом, перед дворцом существовал "водный" парадный двор, в который можно было заплывать и причаливать к самому крыльцу. Все это исчезло в процессе строительства набережной, и с тех пор к главному входу в здание ведет лестница непосредственно с тротуара, т. е. облик здания больше подходит к типу особняка.

Парадный фасад фланкирован ризалитами, стены которых завершены кверху фигурными аттиками. Над ними были когда-то установлены изображения корон огромных размеров; корона была, вероятно, и над центральной частью крыши (так же, как это было сделано над Большим дворцом в Ораниенбауме). Короны, напоминавшие о многочисленных титулах Меншикова, льстили невероятному самолюбию этого человека, который, вероятнее всего, был выходцем из простолюдинов. "К концу своей умопомрачительной карьеры Меншиков носил титул, не вмещавшийся в десять строк печатного текста. Каково же было происхождение герцога Ижорского, светлейшего князя Римской империи и Российского государства, генералиссимуса, верховного тайного действительного советника, рейхсмаршала, президента Военной коллегии, адмирала красного флота, санкт-петербургского губернатора, кавалера русских и иностранных орденов?... Молва, на которую опирались современники, отказывала Меншикову в знатных родителях. Она была беспощадной к княжескому тщеславию и единодушной относительно его предков" (3)

С 1703 года Меншикову принадлежала вся территория Васильевского острова, отданная ему Петром для устройства губернаторской резиденции, но почти постоянно находившийся в действующей армии, Александр Данилович во время кратких приездов в Петербург останавливался в своем деревянном доме на Троицкой площади. Лишь после Полтавской победы, взятия Риги и Выборга он смог лично заняться своим имением на Васильевском острове; тогда на острове был построен большой П-образный деревянный дворец, располагавшийся на некотором удалении от берега Невы. Парадный двор этого дворца был устроен в виде бассейна, к которому от Невы вел судоходный канал, проходивший восточнее ныне существующего дворца. Дворец был предназначен не только для проживания Меншикова и его семьи, но и для нахождения в нем различных ведомств, подчиненных губернатору, и для проведения парадных приемов, ассамблей и т. д. На острове существовали некоторые хозяйственные заведения, принадлежавшие еще прежнему хозяину - шведскому наместнику генералу Делагарди. Меншиков их усовершенствовал и использовал для нужд всех жителей тогдашнего Петербурга: три мельницы мололи муку, скотный двор давал молоко и другие продукты, широко продавалась продукция огородов и фруктовых садов.

Строительство каменного дворца началось одновременно с постройкой деревянного, но было завершено намного позже: на берегах Невы еще не было кирпичных заводов, и кирпич пришлось доставлять морем из Голландии. Кроме того, начавший строительство Д. М. Фонтана оказался мало образованным ремесленником, как и многие другие строители, начинавшие возводить Петербург. Дело у него шло плохо, пока его не сменил приехавший в 1713 году И. Г. Шедель. "Как только он прибыл в Петербург, Меншиков поручил ему постройку своего каменного дворца на Васильевском острове, а через год он же строит ему дворцы в Ораниенбауме и Кронштадте, С этих пор Шедель превратился в "придворного княжеского архитекта" , и его всесильный покровитель не отпускал его до самого своего падения, давая вечно все новые и новые поручения... Шедель работал исключительно на "Светлейшего" , казавшегося заезжим иностранцам почти коронованной особой по своим королевским повадкам, роскошной жизни и пышной обстановке, едва ли уступавшей двору значительного немецкого владетельного князя того времени" (4)

Залы дворца были построены по анфиладному принципу и подразделялись на парадные и жилые, которые предназначались не только для Меншикова, его супруги Дарьи Михайловны и их детей, но и для свояченицы князя Варвары Михайловны Арсеньевой, которая играла в доме не последнюю роль. "В отличие от своей сестры, женщины мягкой и сердобольной, с нежной и чувствительной душой, горбунья Варвара Михайловна была умной, начитанной, властной и желчной. Современники отмечали, что светлейший часто пользовался советами свояченицы и даже без ее благословения не принимал ни одного серьезного решения. В месяцы отсутствия супругов Меншиковых в столице Варвара Михайловна заправляла домом и руководила воспитанием детей. Меншиков в каждом письме к супруге непременно кланялся и ее сестре, а иногда обращался к ней одной" (5) В 1720 - 1721 гг. архитектором И. Г. Шеделем к дворцу был пристроен западный флигель.

В 1716 году светлейший князь вынужден был отдать большую часть Васильевского острова под городскую застройку. С запада территория его резиденции была ограничена 1-й линией, а с востока ее границу со временем определило здание Двенадцати коллегий, и лишь с юга на север она по-прежнему тянулась от Большой до Малой Невы. Непосредственно за дворцом располагался сад регулярного стиля, опоясанный по периметру берсо. На берегу Невы восточнее дворца стояла церковь Преображения Господня , построенная, скорее всего, по проекту Н. Гербеля. В 1756 - 1759 гг. она была полностью перестроена И. Г. Борхардом под флигель манежа Кадетского корпуса (Университетская наб., 13). Еще восточнее существовал жилой дом княжеского маршалка Соловьева в 9 осей по длине фасада, в 1759 - 1761 гг. перестроенный для нужд Кадетского корпуса неизвестным архитектором и позже неправомерно названный "дворцом Петра II". Петр II, действительно, некоторое время жил у Соловьева, но этот дом ни в коем случае не был его собственностью. В настоящее время это здание принадлежит Петербургскому университету,

В 1727 г. А. Д. Меншиков с семьей, лишенный всех титулов, орденов и званий, был сослан сначала в Ранненбург, а затем в далекий Березов в низовьях Оби, а в его дворце в дальнейшем был расположен 1-й шляхетный Кадетский корпус, основанный фельдмаршалом Б. Х. Минихом. В 1732 - 1740-х гг. для корпуса был переделан ряд интерьеров; изменился и фасад здания, к западному флигелю которого архитектором Д. Трезини было пристроено новое здание, протянувшееся вдоль Кадетской линии. В 1768 - 1769 гг. к бывшему дворцу пристраивается восточный флигель (автор не известен). Обширный меншиковский парк был обнесен стеной, и часть его была превращена в военный плац для строевых занятий. Остатки сада были вырублены на дрова в первые годы Советской власти. Во 2-й половине XIX века во дворце разместилось Главное управление военными учебными заведениями.

После революции здесь размещались различные военные и гражданские учреждения. С 1965 года во дворце начались реставрационные работы, которыми руководили архитекторы А. Э. Гессен, В. К. Галочкин. Г. В. Михайлов и К. А.Кочергин. В 1981 г. во дворце был открыт филиал Эрмитажа - Музей русской художественной культуры 1-й трети XVIII века.

2. Летний дворец Петра I (Летний сад). 1710 - 1714 гг., архитекторы А. Шлютер, Дом.Трезини.

Место, где находится Летний сад, в период строительства дворца считалось еще пригородом Петербурга. От шведского владычества здесь оставалась мыза майора Конау, и в первое время Петр, вероятно довольствовался его домом и его небольшим садом, который постепенно начали переделывать и увеличивать сначала по замыслу самого Петра, а затем - при активном участии садовых мастеров Я. Роозена и И. Сурмина. Расширению сада мешало большое болото, из которого вытекала Мья-йоки (Мойка); в летнее время болото отравляло воздух испарениями и порождало тучи комаров. Для его осушения исток Мойки был соединен каналом с Голодушей (Фонтанкой), а позже прорыты Лебяжий и Красный каналы. На месте осушенного болота возник Потешный луг (будущее Марсово поле), где в дни праздников веселилось простонародье, а Летний сад стало возможным распространить до Лебяжьего канала.

После разгрома Шведской армии под Полтавой, взятия крепостей Риги и Выборга, настала очередь подумать о строительстве дворца. Единственным мастером способным более или менее толково вести строительные работы, был в ту пору Доменико Трезини, но то, что он соорудил, не имея архитектурных навыков, позже пришлось переделывать Андреасу Шлютеру. "Если смотреть на фасад дворца, обращенный к Фонтанке, то бросается в глаза исключительная ширина среднего простенка, который делит все здание на две части, с тремя осями в каждой. Кроме того, как видно по плану, одна из длинных сторон, именно та, которая обращена к саду, имеет на одну ось больше, чем обращенная к Неве. Это наводит на мысль, что здание не было выстроено сразу в том виде, как мы его знаем сейчас, а по всей вероятности, в 1714 году Шлютеру пришлось только расширить построенный Трезини уже до того " небольшой домик в голландском вкусе пестро расписанный" , который уже в 1710 году видел здесь немецкий путешественник . Вернее всего, что это была правая половина теперешнего дворца, - если разрезать его надвое по линии, параллельной Неве, то та половина, которая приходиться ближе к реке... Летний дворец не может считаться всецело постройкой Шлютера: она комбинация трезиниевских и шлютеровских форм. Архитектура его меньше всего шлютеровская, и только скульптурное убранство, этот чудесный, сочный кусок над входом, может быть признано делом его рук" (6) .

Прямоугольное в плане двухэтажное здание с четырехскатной крутой кровлей украшено узким орнаментальным фризом, рустами по углам, широкими наличниками окон с мелкой расстекловкой и 29-ю прямоугольными барельефами над окнами первого этажа, сюжеты которых аллегорически прославляют морские победы России, одержанные в ходе Северной войны. Над крышей поднимается золоченый флюгер в виде фигуры Георгия- победоносца на коне. Портал главного входа украшен пышным рельефом с изображение Минервы в окружении трофеев. Интерьеры обоих этажей расположены анфиладами по 7 комнат в каждом этаже. Нижний этаж считается петровским, верхний - екатерининским. Перед главным - южным - фасадом дворца первоначально располагался "гаванец" - искусственный бассейн, соединенный каналом с рекой Фонтанкой. Этот "гаванец" исполнял роль "водного" парадного двора, благодаря которому можно было подплыть непосредственно к парадному крыльцу. Сейчас на месте "гаванца" - площадка для сбора экскурсионных групп.

Небольшие размеры Летнего дворца могут вызвать удивление, если не учитывать болезненного состояния Петра I, который, пережив в 10-летнем возрасте страшный стрелецкий бунт, страдал с тех пор не только эпилептическими припадками, но и страхом перед большими помещениями и высокими потолками. По этой причине его дворцы всегда строились небольшого размера; по этой же причине во время пребывания в Лувре над ложем Петра приходилось натягивать покрывало, чтобы скрыть от его глаз истинную высоту помещения. Ассамблеи и важные церемонии с большим количеством присутствующих проходили зимой в резиденции Меншикова, где царь, не будучи хозяином, мог незаметно покинуть гостей, когда чувствовал приближение припадка. Летом гостей принимали в Летнем саду, где у царя также была возможность скрыться от любопытных взоров за густыми стенами липового шпалерника.

При Екатерине I и при Анне Иоанновне Летний сад и Летний дворец использовались в качестве резиденции. С 1740 года Летний дворец сдавался на лето в аренду высокопоставленным сановникам, в результате чего произошли многочисленные переделки интерьеров и были утрачены многие реликвии петровского времени. В конце XIX - начале XX века в Летнем дворце неоднократно устраивались исторические и художественные выставки.

В настоящее время Летний дворец в теплое время года функционирует как музей.

Летний сад сохранил до наших дней регулярную планировку, но не сохранил обычную для таких садов геометрическую подстрижку деревьев и кустарников. Аллеи Летнего сада некогда представляли собой зеленые коридоры, а площадки на из пересечении играли роль залов под открытым небом. Площадки имели название по своему предназначению: Дамская, Шкиперская, Архиерейская и т. д. Первоначально сад состоял из двух частей: 1-й Летний сад, имевший парадный характер, тянулся от Невы до Рыбного канал, а от него до Мойки располагался 2-й Летний сад, в котором можно было просто гулять для собственного удовольствия. Рыбный канал давно исчез, но до сих пор понятно, где проходила граница между двумя частями сада: в бывшем 1-м саду много мраморных скульптур, во 2-й части их нет.

Для прославления побед и реформ Петра на площадках и аллеях сада были поставлены специально подобранные по сюжету или выполненные по заказу мраморные статуи работы венецианских мастеров. Так, перед северным фасадом Летнего дворца была поставлена скульптурная группа работы Баратта "Мир и Изобилие", или "Ништадтский мир", посвященная победе России в долгой Северной войне со Швецией. Таким образом, одной из особенностей Летнего сада стало его поучительное и, можно сказать, пропагандистское оформление, что положило начало существующей и в наши дни воспитательной традиции в русском паркостроительном искусстве. Первоначально в саду насчитывалось около 250 скульптур, но впоследствии многие скульптуры были перенесены в Царское Село, Павловск, Гатчину; многие погибли во время наводнений. До наших дней сохранилось около 90 скульптур и бюстов.

В саду были устроены нравоучительные фонтаны на темы басен Эзопа; сначала фонтаны снабжались водой при помощи паровой машины, построенной в 1718 году инженером Дезагюлье; позже вода была подана из реки Лиги по самотечному Лиговскому каналу длиной 23 км, который построил военный инженер Г. Г. Скорняков -Писарев. Фонтанная система была уничтожена наводнением 1777 года.

В петровские времена сад от берега Невы отделяла сквозная галерея, в центре которой была установлена мраморная античная скульптура, изображающая обнаженную "Венус", т. е. богиню любви Венеру . Скульптура была куплена в Италии агентом Петра С. Л. Рагузинским в обмен на католическую святыню - мощи святой Бригитты, полученные как трофей при взятии Риги. Петр, который не слишком разбирался в искусстве, весьма интересовался процессом приобретения "Венус", так как установка подобной скульптуры на видном месте подчеркивала, с одной стороны, первенствующее значение воли царя в изменении религиозных воззрений, согласно которым до этих пор скульптурное изображение человека, тем более - обнаженной женщины, воспринималось как нечто запретное и греховное. и символизировала, с другой стороны, конец старых допетровских житейских традиций и представлений. После смерти Петра галерея на берегу была заменена Залой для славных торжествований (1725 г., архитектор М. Г. Земцов), которая была предназначена для бракосочетания великой княжны Анны Петровны с герцогом Голштейн-Готторпским. При строительстве гранитной набережной Невы Летний сад был отделен от нее знаменитой оградой с кованой железной решеткой между гранитными колоннами (1773- 1786 гг., архитекторы Ю. М. Фельтен, Дж. Кваренги).

При Петре I на берегу реки Фонтанки был построен традиционный для регулярных парков павильон Грот (1714 - 1716 гг., архитекторы А. Шлютер, Г. Маттарнови), выделявшийся среди построек петровского времени пышным барочным оформлением. Павильон внутри имел фонтан и "Эолову арфу", звучавшую от движения воздуха при открывании и закрывании дверей. В 1826 году архитектор К. И. Росси, использовав стены Грота, создал новый павильон - Кофейный домик. Годом позже архитектор Л. И. Шарлемань построил деревянный Чайный домик. Это постройки были свидетельством того, что Летний сад уже стал доступен широкой петербургской публике. Впрочем, аристократическая публика могла пользоваться садом для прогулок с середины XVIII века.

В 1820-х годах вдоль берега реки Мойки была проложена новая улица, от которой Летний сад был отделен второй оградой, отлитой из чугуна по проекту архитектора Л. И. Шарлеманя. У ее ворот в 1839 году установили вазу эльфдальского порфира, подаренную Николаю I шведским королем Карлом XIV в знак Вечного мира между Россией и Швецией. Этот символ мира установлен именно в Летнем саду в противовес тем мраморным скульптурам, которые в свой время прославляли победу над Швецией.

3. Так называемый "Золотой дом" Екатерины I (наб. реки Мойки, на месте Михайловского замка). 1717 - 1718 гг., архитектор Ж.-Б. Леблон.

"Золотой дом" располагался на берегу канала, которым в 1711 году исток Мойки был соединен с Фонтанкой. К берегу был обращен полукруглый парадный двор с "партерными вышивками", образованный главным зданием и расходящимися от него полуциркульными флигелями. Название дворца связано было с тем, что его парадные интерьеры были украшены обоями из золоченой кожи, в соответствии с традициями старых московских палат.

Петр I понимал, что его супруга зачастую тяготится его непритязательными привычками, скромным бытом, маленькими покоями в маленьких домах, что ей хотелось бы окружить себя обстановкой, которая подчеркивала бы ее царское достоинство, и роскошью, к которой она была неравнодушна в силу своего простого происхождения. Кроме того, их малолетний сын Петр Петрович был безнадежно болен и требовал множества лекарей и сиделок, который не отходили от него ни на минуту, а для из размещения в апартаментах самого царя просто не было места. К тому же подрастали две дочери, и хотя Петр относился к ним с нежной любовью, он тем не менее предпочитал, чтобы их шумные игры и компании их друзей существовали где-нибудь в стороне, не отвлекая его от его дел и пристрастий. Все это было причиной того, что Екатерина Алексеевна смогла построить собственный дворец и жить в нем со своим двором, своими детьми и своими фаворитами.

Вокруг Золотого дома был разбит 3-й Летний сад, занимавший территорию от Фонтанки до Кривуши и от Мойки до Итальянской улицы. Сад имел регулярную планировку, но большую часть его зеленых насаждения составляли фруктовые деревья; в саду было множество парников и оранжерей, которые круглогодично поставляли к царскому столу свежие овощи и фрукты. К тому же, занимаясь этим хозяйством, Екатерина Алексеевна могла вспомнить свою юность.

Екатерина была дочерью литовского крестьянина Самуила Скавронского и до принятия православия звалась Мартой. Ее мать, овдовев, переселилась в Лифляндию, в город Мариенбург , где Марта поступила в услужение сначала к пастору Дауту, а затем - к суперинтенданту Глюку, у которого вела хозяйство, занималась рукоделием и прислуживала его дочерям. Со временем суперинтендант, уверенный в непоколебимом могуществе Швеции, выдал ее замуж за шведского драгуна Рабе. После первой брачной ночи муж ушел в поход, и Марта никогда его больше не видела, так как вскоре Мариенбург был занят войсками фельдмаршала Б. П. Шереметева, и Марта попала в плен. В 1705 году ей случилось попасть в поле зрения Петра, который не расставался с ней до конца жизни.

"Екатерина до тонкости изучила характер Петра, умела ему угодить, могла, когда нужно, обрадовать его. успокоить, умела показать горячее участие к его делам, всегда была готова разделить его удовольствие, оживляя пиры своей природной веселость. Часто Петр, после припадков страшного гнева, впадал в мрачное расположение духа - и тогда только Екатерина осмеливалась нарушить его уединение; ей же нередко удавалось спасти от опалы, а иногда и от казни виновников гнева. В 1724 году состоялась коронация Екатерины" (7) .

Вполне возможно, что именно корона, надетая на нее Петром, спасла ей жизнь в ту страшную минуту, когда царь узнал, что она, воспользовавшись его слабостью и болезнью, сделала своим любовником собственного камер-юнкера Виллима Монса, брата той самой Анны Монс, которая была давней любовницей самого Петра. Фаворит поплатился жизнью, Екатерине же пришлось выдержать много ужасных сцен. "Он имел вид такой ужасный, такой угрожающий, такой вне себя, что все, увидев его, были охвачены страхом. Он был бледен как смерть. Блуждающие глаза его сверкали. Его лицо и все тело, казалось, было в конвульсиях. Он раз двадцать вынул и спрятал свой охотничий нож, который носил обычно у пояса... Эта немая сцена длилась около получаса, и все это время он лишь тяжело дышал, стучал ногами и кулаками, бросал на пол свою шляпу и все, что попадалось под руку. Наконец, уходя, он хлопнул дверью с такой силой, что разбил ее" (8) .

Вероятно, эти события удержали Петра от выполнения давно задуманного дела - от составления официального завещания о передаче трона Екатерине. После смерти царя, не назначившего преемника, у Екатерины было больше противников, чем сторонников. Но поддержка, которую оказали Меншикову, Петру Толстому и Апраксину влиятельные члены Святейшего Синода Феофан Новгородский и Феодосий Псковский, а также внезапное появление в разгар спора Преображенского полка, который был приведен Иваном Ивановичем Бутурлиным, заставили противников отступить, и Екатерина была провозглашена императрицей.

Будучи абсолютно неграмотной, не имея никакого опыта управления, Екатерина не занималась государственными делами, полностью передоверив их Верховному тайному совету, в котором главной фигурой был Меншиков, оказавшийся фактическим правителем государства. Имея неограниченный досуг, Екатерина вполне подтвердила свое низкое происхождение, предаваясь самым низменным развлечениям и беспробудному пьянству. 6 мая 1727 года она умерла во время приступа белой горячки.

Здание Золотого дома было снесено в царствование Анны Иоанновны.

4.Дворец Екатерины I в Екатерингофе. 1710 - 1713 гг., архитектор Д. Трезини (?).

Екатерингоф создан как своеобразный памятник первой победе молодого русского галерного флота над шведскими кораблями адмирала Нумерса 6 мая 1703 года. Резиденция была расположена между двумя речками, получившими впоследствии названия Екатерингофки и Та проекту "для зело именитых". Конечно, в настоящее время этот дом представляет собой, главным образом, архитектурную фантазию на темы петровского барокко, сочиненную архитектором И. Н. Бенуа во время реставрации здания в 1952 - 1956 годах. Дворец Кикина рядом с Адмиралтейством был использован для размещения коллекций Кунсткамеры.

Затаивший обиду на царя, Александр Кикин стал сторонником и другом царевича Алексея, а палаты Кикина, удаленные от центра города оказались центром антипетровского заговора. "В 1715 году царь предложил сыну либо отречься от престола и удалиться в монашескую келью, либо активно участвовать во всех своих начинаниях. Царевич притворно согласился уйти в монастырь, но, когда в следующем году отец,будучи в Дании, вызвал его к себе для участия в десантных операциях против Швеции, он воспользовался этим вызовом, чтобы бежать в Австрию и добиваться трона с иностранной помощью. Усилиями дипломата Петра Толстого и гвардейского капитана Александра Румянцева царевич-беглец был возвращен в Россию. Зимой 1717 года Петр, царица Екатерина и двор прибыли в Москву, чтобы оформить отречение царевича от престола... Во время первого же свидания отца с сыном 3 февраля 1718 года царевич назвал своих сообщников, советовавших ему бежать за границу. Расследование дела Петр взял в свои руки... " Майн фринт, - как и в прежние времена обращался царь к Меншикову. - При приезде сын мой объявил, что ведали и советовали ему в том побеге Александр Кикин и человек его Иван Афанасьев, чего ради возьми их тотчас за крепкий караул и вели оковать" (20) . В том же 1718 году Кикин был казнен в Москве, а его голова насажена на кол и снята лишь через 10 лет по приказу Петра II.

9. Дворец князя Димитрия Кантемира (на месте дома N 8 по Дворцовой набережной и дома N 7 по Миллионной улице). 1721 - 1727 гг., архитектор Ф. Б. Растрелли.

На набережную Неву дворец выходил главным фасадом с двухэтажной на "высоких подвалах" центральной частью, которую фланкировали трехэтажные ризалиты. В отличие от большинства петербургских домов того времени, стоявших на берегу той или иной протоки, это здание не имело пристани и парадного входа со стороны реки, так как хозяин дворца был человеком вполне сухопутным. Парадный двор находился со стороны Миллионной (в ту пору - Немецкой) улицы и был отделен от нее двухэтажным зданием с въездными воротами в центре первого этажа. От нынешнего Мраморного переулка и от соседнего участка парадный двор отделяли одноэтажные флигели. Дворец Кантемира был первой работой совсем еще юного архитектора Растрелли, и никаких намеков на будущую творческую манеру этого мастера найти здесь было бы невозможно.

Молдавский господарь и валахский князь Димитрий Константинович Кантемир, стараясь помочь своей угнетенной турецким владычеством стране и ожидая в этом помощи от России, стал одним из верных союзников и соратников Петра I. После неудачи петровского Прутского похода Димитрий Кантемир с семьей вынужден был бежать из Молдавии и нашел приют в Петербурге. Он получил должность с сенатора и занимался активной дипломатической деятельностью. В 1723 году Д. К. Кантемир скончался, и Растрелли достраивал дворец уже для его сына Антиоха, с которым молодой архитектор подружился. В сестру Антиоха, принцессу Смарагду, Растрелли был пылко влюблен, но она не отвечала ему взаимностью.

Антиох Кантемир входил в "Ученую дружину" Феофана Прокоповича, считавшего первым долгом христианина долг гражданина перед государством. Кантемир был одним из первых светских литераторов России, основоположником классицизма в русской поэзии; его сатиры, расходившиеся в многочисленных списках, положили начало критическому направлению русской литературы. В одной из своих сатир Антиох Кантемир весьма лестно отзывается о своем дворце, построенном по проекту Растрелли и рекомендует петербургским юношам одеваться в таким же вкусом, с каким "Растрелли строит дoмы".

"... Антиох Кантемир активно участвовал в борьбе с верховниками за самодержавное правление... был сторонником " просвещенной монархии" . Однако это не мешало ей видеть серьезные пороки в государственной и общественной жизни страны. И он так резко и недвусмысленно выступил против этих пороков в своих сатирах, что Анна Иоанновна вместо благодарности за поддержку поспешила отправить его подальше - в Англию, а затем во Францию с дипломатическими поручениями" (21) . После отъезда Антиоха Кантемира дворец его перешел к Скавронским и впоследствии был перестроен.

"Большая часть перечисленных выше дворцовых зданий была построена в пригородах Петербурга, в том числе - и дворец Петра I в Летнем саду. В самом городе петровского времени существовали только три дворца - дворец А. Д. Меншикова на Васильевском острове, дворец Димитрия Кантемира и дворец Александра Кикина. Так называемые "Зимние дворцы" Петра I в действительности таковыми не являлись, так как не имели ни парадного двора, ни присущей дворцовому комплексу замкнутости. В лучшем случае их можно было бы именовать "палатами" - по примеру упомянутых палат Кикина на Шпалерной улице или палат Троекурова (В.О., 6-я линия, 13).

Подобная ситуация объяснима, если вспомнить, что во время своих зарубежных поездок царь видел на территории Берлина и Амстердама только один дворец - королевский; в Париже, правда, он видел два дворца: королевский Лувр и некогда построенный для кардинала Ришелье Пале-Рояль, имевший особый статус. По примеру европейских столиц и в Петербурге предполагался минимум дворцовых зданий, так же имевших особый статус: Меншиковский дворец, как уже было выше сказано, использовался для официальных приемов; дворец Кикина - для заседаний Адмиралтейской канцелярии; дворец Кантемира строился как резиденция суверенного властителя.

После смерти Петра I петербургское дворцовое строительство приобретает размах, особенно во времена Анны Иоанновны. Это можно объяснить не только тем, что в результате петровских реформ росли доходы государственной казны и частные состояния, но и чисто психологическим фактором: русское родовитое дворянство желало самим фактом дворцового строительства подчеркнуть свой престиж и выделиться на фоне выскочек, получивших дворянство за особые заслуги или по "Табелю о рангах". Следует отметить, что "выскочки" не уступали и тоже строили дворцы. Задавала же тон в дворцовом строительстве и в организации придворного церемониала сама императрица.

"Русский двор, отличавшийся при Петре I своею малочисленностью и простотой обычаев, совершенно преобразился при Анне Иоанновне. Императрица хотела непременно, чтобы двор ее не уступал в пышности и великолепии всем другим европейским дворам. Она учредила множество новых придворных должностей; завела итальянскую оперу, балет, немецкую труппу и два оркестра музыки, для которых выписывались из-за границы лучшие артисты того времени; приказала выстроить, вместо довольно тесного императорского зимнего дома (выделено мной - С.Б.), большой трехэтажный каменный дворец (выделено мной - С.Б.), вмещавший в себя церковь, театр, роскошно отделанную тронную залу и семьдесят покоев разной величины. Торжественные приемы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобные увеселения следовали при дворе непрерывно одни за другими" (22) .

Дворцы анненского времени в Петербурге не сохранились , но, тем не менее, заслуживают упоминания.

дальше
гу Фонтанки был отдан П. Б. Шереметеву, а восточнее дворца прошла Литейная перспектива, разрезав парк на две неравных части, из которых большая отошла к территории Преображенского полка. Бирон поселился здесь, чтобы быть поближе к любимому месту пребывания Анны Иоанновны - дворцу, который был для нее построен на месте снесенного Золотого дома. Впрочем, в своем дворце Бирон бывал нечасто, проводя время днем и ночуя в покоях императрицы.

" курляндец Эрнст Иоганн Бирон... выглядел человеком невежественныи и серым. Его богатство - привлекательная внешность... Бирон был подтянут и опрятен. Этого было достаточно, чтобы стать фаворитом у императрицы, не обладающей высоким интеллектом. Бирон... никогда не занимал должностей в правительстве - не был ни кабинет-министром, ни сенатором, ни даже президентом коллегии. Не будь он фаворитом, его должность обер-камергера ограничила бы сферу деятельности придворными церемониями. Поначалу так оно и было. Прибыв в Россию вслед за Анной Иоанновной, Бирон, по свидетельству Манштейна, в первые два года " как будто ни во что не вмешивался, но потом ему полюбились дела, и он стал управлять уже всем" ... Неизвестно. что привязывало императрицу к фавориту: то ли поздно проснувшаяся любовь к человеку, которого ей никто не навязывал, то ли характер Анны Иоанновны, нуждавшейся в опеке человека с сильной волей, то ли какие-то достоинства Бирона, неведомые современникам, но она проявляла во всем рабскую покорность ему, готова была удовлетворить любую его прихоть и смотрела на мир его глазами. " Никогда в свете, - писал Миних-сын. - не бывало дружественнейшей четы, приемлющей взаимно в увеселении или скорби совершенное участие. Как императрица с герцогом Курляндским" . Плохое настроение фаворита немедленно сказывалось на поведении императрицы - она становилась мрачной и раздражительной. Напротив, веселость Бирона тут же передавалась Анне Иоанновне, и ее грубое лицо расплывалось в улыбке. Своей привязанностью и назойливым желанием угодить, мешавшими Бирону распоряжаться собою и своим временем, она утомляла его, и он не стеснялся в грубой форме выражать недовольство. Общеизвестна страсть Бирона к лошадям. Она дала основание французскому посланнику Остейну заявить: " Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он выражается как лошадь" . Чтобы потрафить фавориту императрица не только велела соорудить рядом с дворцом конюшню с огромным манежем, но и, будучи в летах и достаточно грузной, обучилась верховой езде. желание всегда находиться рядом с Бироном обусловило еще одно ее мужское увлечение - охоту, стрельбу в цель" (11) .

В Итальянском дворце в январе 1740 года состоялось событие, имевшее непосредственное отношение к шутовской свадьбе в Ледяном доме (архитектор П. М. Еропкин). Для участия в этой свадьбе через губернаторов из всех уголков страны были выписаны пары "инородцев", которые были одеты в свои национальные костюмы. До потехи все привезенные в Петербург "инородцы" обитали на участке Артемия Волынского у Обуховского моста. Оттуда к Ледяному дому свадебный кортеж должен был двигаться по льду Фонтанки к Неве и далее по льду Невы в район Зимнего дворца. В день потехи в сани были запряжены олени, козлы, верблюды, свиньи и т. д. По пути была сделана остановка у Итальянского дворца, куда были приглашены жених и невеста (придворный шут князь М. А. Голицын и калмычка Авдотья Буженинова) и все сопровождающие. Во дворце был дан обед, причем для "инородцев" подавали их национальную еду. На все это любовалась императрица в окружении всего двора. После обеда путь к Ледяному дому был продолжен.

В ноябре того же 1740 года герцог Э. И. Бирон во время придворного переворота, совершенного графом Б. Х. Минихом, был арестован и отправлен в далекую ссылку в Пелым. После этого события Итальянский дворец использовался для проживания чиновников Удельного ведомства. В 1796 году в нем решено было расположить военно-сиротский дом, а в 1800 году в Итальянском дворце задумали поместить новое женское учебное заведение - Екатерининский институт благородных девиц. Но старая постройка оказалась очень ветхой, поэтому была снесена, а на ее месте в 1803 - 1807 гг. архитектор Джaкомо Кваренги построил новое здание Екатерининского института , в котором сейчас расположен один из филиалов Российской национальной библиотеки.

6. Дворец царицы Прасковьи Федоровны (на левом берегу Фонтанки, в районе Лештукова моста). Начало 1720-х гг., архитектор Ф.-Б. Растрелли

Обширная загородная резиденция Прасковьи Федоровны, вдовы царя Иоанна Алексеевича и матери Анны Иоанновны, была одной из первых работ столь знаменитого впоследствии Растрелли. Дом был, скорее всего, деревянным; регулярный парк занимал территорию до Загородного проспекта. "Жила ли здесь царица, неизвестно; по приезде в Петербург ей был отведен с дочерью дом на Петербургской стороне, недалеко от крепости... Жизнь этой царицы в Петербурге была непривлекательна, в Москве она жила в Измайлове гораздо лучше, полной помещицей: там у нее было все, что нужно для самого обширного хозяйства... По словам Татищева, в низеньких покоях ее обширного дома в толпе челядинцев не только были терпимы ханжи, пустосвяты и всякие уроды физические и нравственные, но некоторых из них почитали чуть-чуть не за святых; были здесь и гадальщики, и пророки" (12) . Вместе с тем, Берхгольц пишет о ней: "Эта была единственная особа, которой император, чрезвычайно уважавший ее, дозволил сохранить старинное русское одеяние. Она всегда следовала за двором и являлась на всех праздниках" (13) .

Впоследствии резиденция перешла к лейб-хирургу Ж.-Г. Лестоку. "Лесток приехал в Россию в 1713 году, определен доктором Екатерины, и в 1718 году сослан Петром в Казань, как уверяет Штелин в своих анекдотах. С вступлением на престол Екатерины I, Лесток был возвращен из ссылки и определен врачом к цесаревне Елисавете; здесь он умел понравиться ей своим веселым характером, французской любезностью. При дворе принцессы Лесток ловко повел интригу в пользу своей повелительницы и представил ей план овладеть престолом. В начале Елисавета не решалась отважиться на такой шаг, по позднее, спустя одиннадцать лет, во время младенчества императора Иоанна Антоновича, она согласилась на его план. По его совету, царевна обратилась к содействию французского посланника, маркиза де-ла-Шетарди, последний передал Лестоку до 130 000 дукатов для этого дела... Но как ни были ловки заговорщики, тайные сношения были открыты. Елисавета имела горячий разговор с регентшей и, возвратясь домой, умоляла Лестока бросить все затеи. Елисавета, наконец, решилась, и в ночь с 24-го на 25-е ноября 1741 года взошла на престол своего отца" (14) .

После этого Лесток был буквально осыпан деньгами и драгоценностями, пожалован в придворные лейб-медики с назначением главным директором Медицинской канцелярии. "В 1745 году Лестоку был пожалован участок бывшего загородного дворца царицы Прасковьи. Для Лестока зодчий Б.Ф. Растрелли построил здесь дворец... Враги Лестока, в первую очередь - граф А. П. Бестужев-Рюмин, внушили Елизавете, будто он является агентом прусского короля и якобы готовит ее свержение. В пыточной камере под ударами кнута Лесток "сознался" в не совершенных им преступлениях. В 1756 году его сослали сначала в Углич, постом в Устюг. Петр III вернул Лестока из ссылки, и тот в 1767 году умер. Если мы войдем в последнее от переулка Джамбула парадное дома N80 (по набережной) и через него проследуем во двор, то окажемся около постройки, в которой нетрудно усмотреть архитектурные формы XVIII века. С большой долей вероятности можно предположить, что это строение - сохранившийся фрагмент растреллиевского дворца Лестока (предположение это впервые высказано журналистом и историком Петербурга Б. Г. Метлицким)" (15) .

О резиденции и ее владельце до сих пор напоминает название Лештукова моста.

7. Дворец великой княжны Прасковьи Иоанновны (наб. реки Мойки, участок N 94). 1723 г., автор не установлен

Двухэтажное здание (неизвестно - каменное или деревянное) располагалось у берега Мойки, лицом к реке, имея перед главным фасадом небольшой парадный двор. За дворцом был разбит обширный парк, простиравшийся до берега речки Кривуши (ныне - канал Грибоедова). Фрагмент парка сохранился до наших дней между домами 21 и 23 по улице Декабристов.

Прасковья Иоанновна, младшая дочь царя Иоанна V и царицы Прасковьи Федоровны, родившаяся в 1694 году и покинувшая Москву еще в детском возрасте, воспитывалась в Петербурге и являлась представительницей уже новой, петербургской, культуры. В отличие от матери и старших сестер, она не стеснялась больших декольте, свободных разговоров, отлично танцевала и любила танцевать, при случае могла выпить крепкой водки. Она была постоянной участницей не только всех ассамблей, но присутствовала при закладке новых кораблей на Адмиралтейской верфи, при спуске построенных кораблей на воду, неоднократно принимала участие в плаваниях Петра I по Финскому заливу до Кронштадта или до Дальних Дубков. Ее присутствие рядом с царем постоянно отмечают мемуаристы того времени. "Войдя в сад и осмотрев его немного, я до того был удивлен переменами в нем в последние семь лет, что едва узнавал его (мемуарист упоминает Летний Сад в 1721 году - С.Б.). Мы сперва отправились туда, где думали найти лучшее, то есть царский двор, который очень желали видеть, и прошли наконец в широкую среднюю аллею. Там, у красивого фонтана, сидела ее величество царица в богатейшем наряде... Здесь же была вдовствующая царица с дочерью своей, принцессою Прасковиею, находящеюся еще при ней... у нее, кажется, осталось теперь в живых только три дочери, из которых одна за теперешним герцогом мекленбургским, другая - герцогиня курляндская, а третья та самая, которая была с ней в саду и которой лет двадцать пять; она брюнетка и недурна собой" (16) .

В 1723 году, оставшись полной сиротой, Прасковья Иоанновна была взята Петром I под полное покровительство; к тому же царь решил выдать племянницу замуж и дал ей возможность жить собственным домом, со своим двором и своими приближенными: тогда-то и появился дворец на Мойке. Однако матримониальным планам царя в отношении Прасковьи Иоанновны не суждено было исполниться.

"В годы пребывания за границей Владиславич со свойственной ему добросовестностью пытался выполнить еще одно, пожалуй, самое деликатное поручение царя: перед его отъездом в Венецию Петр велел ему подыскать жениха своей племяннице Прасковье Ивановне. Поосмотревшись за несколько месяцев жизни в Венеции, Владиславич... представил список женихов, как говорится, на любой вкус. Правда, облика женихов, их человеческих качеств, достоинств и пороков Савва Лукич описать не мог, ограничившись сообщением лишь приблизительных сведений об их достатке. Среди возможных претендентов - тридцатилетний сын дука ди Пальма. Годовой доход дука - миллион ефимков . Два сына дука ди Модена представлялись менее выгодными женихами, ибо они должэны были делить между собою доход в 700 - 800 ефимков. О доходах дука Савойского Владиславич сведений не имел, но ему доподлинно известно, что у него есть два сына-жениха. Остается гадать, почему письмо Владиславича осталось без ответа: то ли предложенные им кандидатуры не имели в глазах царя должного политического веса в делах Европы, то ли русских не устраивала необходимость принятия Прасковьей Ивановной католической веры" (17) .

Впрочем, сама Прасковья Иоанновна, вероятно, мало огорчалась отсутствием женихов: у нее было достаточно смазливых камер-юнкеров, готовых удовлетворить любое ее желание и, прежде всего, И. И. Дмитриев-Мамонов, с которым был заключен даже брачный союз. Но слабое здоровье Прасковьи не выдержало многочисленных любовных похождений и частых возлияний, и в 1731 году она умерла. Ее дворец тут же принял новую хозяйку: сестра Прасковьи, Екатерина Иоанновна, убежала с дочерью Анной из Мекленбурга, не выдержав характера своего буйного и драчливого супруга Леопольда. Через два года Екатерина Иоанновна также умерла, а Анну Леопольдовну взяла под свою опеку императрица Анна Иоанновна, выписав для своей племянницы из Браунштейна в качестве жениха принца Антона-Ульриха. Жених не понравился Анне Леопольдовне, и, пользуясь удаленным расположением дворца на Мойке, она стала принимать у себя саксонского посланника, молодого и красивого графа Линара, в которого была влюблена. Летом 1736 года ее интрига с графом была раскрыта; граф под благовидным предлогом был удален на родину; способствовавшая свиданиям графиня Адеркас удалена от двора; Анна Леопольдовна была вынуждена переехать в императорский дворец, под присмотр тетушки-императрицы, дворец на Мойке был снесен.

8. Дворец А.В.Кикина ( на месте западного корпуса Зимнего дворца). 1711 год(?), автор неизвестен."Палаты Кикина" (Ставрополская ул., 9).

На панораме Петербурга, снятой Марселиусом в 1725 году, дворец Кикина изображен в виде двухэтажного здания с повышенной по отношению к крыльям центральной частью, имеющей большие арочные окна, явно относящиеся к главному залу. Это здание стоит несколько в глубине квартала, а перед ним, по "красной линии" застройки, расположены два одноэтажных служебных корпуса на "высоких подвалах", за которыми угадывается парадный двор и которые соединены между собой массивной аркой ворот, имеющих некоторое сходство с античными триумфальными арками. Здание соседствовало с палатами генерал-адмирала Ф. М. Апраксина, главный фасад которых был обращен к Неве, но в отличие от них было обращено лицом к лугу перед Адмиралтейской верфью. На гравюре Марселиуса хорошо видна наезженная дорога, которая со стороны верфи вела через луг прямо к воротам дворца Кикина (18) .

Александр Васильевич Кикин - денщик Петра I, сопровождавший его во время путешествия в Голландию и Англию участвовавший с ним во многих морских походах, после основания Адмиралтейской верфи в Петербурге был направлен царем снова в Голландию и в Англию учиться организации управления военно-морским флотом. Вернувшись на берега Невы, он был назначен управляющим петербургским Адмиралтейством; именно поэтому постройка его дворца была осуществлена в непосредственной близи к Адмиралтейству. К 1712 году Кикин дослужился до звания Первого Адмиралтейств-советника с получением, в соответствии с чином, потомственного дворянства.

Однако простонародное происхождение подвело Кикина: в 1714 году он пострадал за казнокрадство. "... неизвестно, от кого и как царь узнал о его (Меншикова - С.Б.) подрядных махинациях. К ним оказались причастными и другие вельможи: адмирал Ф. М. Апраксин, канцлер Г. И. Головкин, А. В. Кикин, Ульян Сенявин. Следствие вскрыло неприглядную картину: сановники, находившиеся в полном доверии царя, использовали это доверие для личного обогащения за счет казны. Вельможи заключали подряды на поставку провианта по завышенным ценам. А чтобы замаскировать свою причастность к контрактам, дельцы из знати заключали их не на собственное имя, а на подставных лиц. Операции, как выявило следствие, принесли подрядчикам баснословные барыши... Апраксин и Головкин отделались легким испугом - конфискацией полученной прибыли... Самую суровую кару понесли Кикин и Сенявин. Оба они должны были внести в казну не только прибыль, но и деньги, израсходованные на приобретение муки и сухарей. Кикину следствие князя Долгорукого оборвало карьеру... Несомненно очень близкий к царю человек, которого он любовно называл дедушкой, а именно Александр Васильевич Кикин, за подрядные махинации был лишен чинов и отстранен от должности советника Адмиралтейства" (19) .

Кикин был назначен на должность, казавшуюся ему, уже побывавшему у вершин власти, слишком низкой и дурно пахнущей: он стал начальником Смольного двора, где хранили смолу, необходимую при постройке деревянных кораблей, и перегоняли смолу на деготь для пропитки пакли, канатов и пр. Рядом с новым местом службы для него был построен сохранившийся в конце Шпалерной улицы дом, известный как "палаты Кикина". Дом был построен по "образцовому" проекту "для зело именитых". Конечно, в настоящее время этот дом представляет собой, главным образом, архитектурную фантазию на темы петровского барокко, сочиненную архитектором И. Н. Бенуа во время реставрации здания в 1952 - 1956 годах. Дворец Кикина рядом с Адмиралтейством был использован для размещения коллекций Кунсткамеры.

Затаивший обиду на царя, Александр Кикин стал сторонником и другом царевича Алексея, а палаты Кикина, удаленные от центра города оказались центром антипетровского заговора. "В 1715 году царь предложил сыну либо отречься от престола и удалиться в монашескую келью, либо активно участвовать во всех своих начинаниях. Царевич притворно согласился уйти в монастырь, но, когда в следующем году отец,будучи в Дании, вызвал его к себе для участия в десантных операциях против Швеции, он воспользовался этим вызовом, чтобы бежать в Австрию и добиваться трона с иностранной помощью. Усилиями дипломата Петра Толстого и гвардейского капитана Александра Румянцева царевич-беглец был возвращен в Россию. Зимой 1717 года Петр, царица Екатерина и двор прибыли в Москву, чтобы оформить отречение царевича от престола... Во время первого же свидания отца с сыном 3 февраля 1718 года царевич назвал своих сообщников, советовавших ему бежать за границу. Расследование дела Петр взял в свои руки... " Майн фринт, - как и в прежние времена обращался царь к Меншикову. - При приезде сын мой объявил, что ведали и советовали ему в том побеге Александр Кикин и человек его Иван Афанасьев, чего ради возьми их тотчас за крепкий караул и вели оковать" (20) . В том же 1718 году Кикин был казнен в Москве, а его голова насажена на кол и снята лишь через 10 лет по приказу Петра II.

9. Дворец князя Димитрия Кантемира (на месте дома N 8 по Дворцовой набережной и дома N 7 по Миллионной улице). 1721 - 1727 гг., архитектор Ф. Б. Растрелли.

На набережную Неву дворец выходил главным фасадом с двухэтажной на "высоких подвалах" центральной частью, которую фланкировали трехэтажные ризалиты. В отличие от большинства петербургских домов того времени, стоявших на берегу той или иной протоки, это здание не имело пристани и парадного входа со стороны реки, так как хозяин дворца был человеком вполне сухопутным. Парадный двор находился со стороны Миллионной (в ту пору - Немецкой) улицы и был отделен от нее двухэтажным зданием с въездными воротами в центре первого этажа. От нынешнего Мраморного переулка и от соседнего участка парадный двор отделяли одноэтажные флигели. Дворец Кантемира был первой работой совсем еще юного архитектора Растрелли, и никаких намеков на будущую творческую манеру этого мастера найти здесь было бы невозможно.

Молдавский господарь и валахский князь Димитрий Константинович Кантемир, стараясь помочь своей угнетенной турецким владычеством стране и ожидая в этом помощи от России, стал одним из верных союзников и соратников Петра I. После неудачи петровского Прутского похода Димитрий Кантемир с семьей вынужден был бежать из Молдавии и нашел приют в Петербурге. Он получил должность с сенатора и занимался активной дипломатической деятельностью. В 1723 году Д. К. Кантемир скончался, и Растрелли достраивал дворец уже для его сына Антиоха, с которым молодой архитектор подружился. В сестру Антиоха, принцессу Смарагду, Растрелли был пылко влюблен, но она не отвечала ему взаимностью.

Антиох Кантемир входил в "Ученую дружину" Феофана Прокоповича, считавшего первым долгом христианина долг гражданина перед государством. Кантемир был одним из первых светских литераторов России, основоположником классицизма в русской поэзии; его сатиры, расходившиеся в многочисленных списках, положили начало критическому направлению русской литературы. В одной из своих сатир Антиох Кантемир весьма лестно отзывается о своем дворце, построенном по проекту Растрелли и рекомендует петербургским юношам одеваться в таким же вкусом, с каким "Растрелли строит дoмы".

"... Антиох Кантемир активно участвовал в борьбе с верховниками за самодержавное правление... был сторонником " просвещенной монархии" . Однако это не мешало ей видеть серьезные пороки в государственной и общественной жизни страны. И он так резко и недвусмысленно выступил против этих пороков в своих сатирах, что Анна Иоанновна вместо благодарности за поддержку поспешила отправить его подальше - в Англию, а затем во Францию с дипломатическими поручениями" (21) . После отъезда Антиоха Кантемира дворец его перешел к Скавронским и впоследствии был перестроен.

"Большая часть перечисленных выше дворцовых зданий была построена в пригородах Петербурга, в том числе - и дворец Петра I в Летнем саду. В самом городе петровского времени существовали только три дворца - дворец А. Д. Меншикова на Васильевском острове, дворец Димитрия Кантемира и дворец Александра Кикина. Так называемые "Зимние дворцы" Петра I в действительности таковыми не являлись, так как не имели ни парадного двора, ни присущей дворцовому комплексу замкнутости. В лучшем случае их можно было бы именовать "палатами" - по примеру упомянутых палат Кикина на Шпалерной улице или палат Троекурова (В.О., 6-я линия, 13).

Подобная ситуация объяснима, если вспомнить, что во время своих зарубежных поездок царь видел на территории Берлина и Амстердама только один дворец - королевский; в Париже, правда, он видел два дворца: королевский Лувр и некогда построенный для кардинала Ришелье Пале-Рояль, имевший особый статус. По примеру европейских столиц и в Петербурге предполагался минимум дворцовых зданий, так же имевших особый статус: Меншиковский дворец, как уже было выше сказано, использовался для официальных приемов; дворец Кикина - для заседаний Адмиралтейской канцелярии; дворец Кантемира строился как резиденция суверенного властителя.

После смерти Петра I петербургское дворцовое строительство приобретает размах, особенно во времена Анны Иоанновны. Это можно объяснить не только тем, что в результате петровских реформ росли доходы государственной казны и частные состояния, но и чисто психологическим фактором: русское родовитое дворянство желало самим фактом дворцового строительства подчеркнуть свой престиж и выделиться на фоне выскочек, получивших дворянство за особые заслуги или по "Табелю о рангах". Следует отметить, что "выскочки" не уступали и тоже строили дворцы. Задавала же тон в дворцовом строительстве и в организации придворного церемониала сама императрица.

"Русский двор, отличавшийся при Петре I своею малочисленностью и простотой обычаев, совершенно преобразился при Анне Иоанновне. Императрица хотела непременно, чтобы двор ее не уступал в пышности и великолепии всем другим европейским дворам. Она учредила множество новых придворных должностей; завела итальянскую оперу, балет, немецкую труппу и два оркестра музыки, для которых выписывались из-за границы лучшие артисты того времени; приказала выстроить, вместо довольно тесного императорского зимнего дома (выделено мной - С.Б.), большой трехэтажный каменный дворец (выделено мной - С.Б.), вмещавший в себя церковь, театр, роскошно отделанную тронную залу и семьдесят покоев разной величины. Торжественные приемы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобные увеселения следовали при дворе непрерывно одни за другими" (22) .

Дворцы анненского времени в Петербурге не сохранились , но, тем не менее, заслуживают упоминания.

дальше